Блажен кто посетил сей мир

Обновлено: 19.05.2024

В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Моя студенческая келья
Вдруг озарилась: муза в ней
Открыла пир младых затей,
Воспела детские веселья,
И славу нашей старины,
И сердца трепетные сны.

И свет ее с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И в гроб сходя, благословил.

И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.

Но я отстал от их союза
И вдаль бежал. Она за мной.
Как часто ласковая муза
Мне услаждала путь немой
Волшебством тайного рассказа!
Как часто по скалам Кавказа
Она Ленорой, при луне,
Со мной скакала на коне!
Как часто по брегам Тавриды
Она меня во мгле ночной
Водила слушать шум морской,
Немолчный шепот Нереиды,
Глубокий, вечный хор валов,
Хвалебный гимн отцу миров.

И, позабыв столицы дальной
И блеск и шумные пиры,
В глуши Молдавии печальной
Она смиренные шатры
Племен бродящих посещала,
И между ими одичала,
И позабыла речь богов
Для скудных, странных языков,
Для песен степи, ей любезной.
Вдруг изменилось все кругом,
И вот она в саду моем
Явилась барышней уездной,
С печальной думою в очах,
С французской книжкою в руках.

И ныне музу я впервые
На светский раут 44 привожу;
На прелести ее степные
С ревнивой робостью гляжу.
Сквозь тесный ряд аристократов,
Военных франтов, дипломатов
И гордых дам она скользит;
Вот села тихо и глядит,
Любуясь шумной теснотою,
Мельканьем платьев и речей,
Явленьем медленным гостей
Перед хозяйкой молодою
И темной рамою мужчин
Вкруг дам как около картин.

Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N. N. прекрасный человек.

Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Несносно видеть пред собою
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь, как на обряд,
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.

Предметом став суждений шумных,
Несносно (согласитесь в том)
Между людей благоразумных
Прослыть притворным чудаком,
Или печальным сумасбродом,
Иль сатаническим уродом,
Иль даже демоном моим.
Онегин (вновь займуся им),
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.

Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ему являлась каждый день,
И начал странствия без цели,
Доступный чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели;
Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля на бал.

Но вот толпа заколебалась,
По зале шепот пробежал.
К хозяйке дама приближалась,
За нею важный генерал.
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей.
Все тихо, просто было в ней,
Она казалась верный снимок
Du comme il faut. (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.)

К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале, и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. (Не могу.

Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести;
Оно у нас покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести.
Оно б годилось в эпиграмме. )
Но обращаюсь к нашей даме.
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы;
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.

XVIII

Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё на воле,
Та девочка. иль это сон.
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела?

Онегин вновь часы считает,
Вновь не дождется дню конца.
Но десять бьет; он выезжает,
Он полетел, он у крыльца,
Он с трепетом к княгине входит;
Татьяну он одну находит,
И вместе несколько минут
Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмый,
Неловкий, он едва-едва
Ей отвечает. Голова
Его полна упрямой думой.
Упрямо смотрит он: она
Сидит покойна и вольна.

XXIII

Тут был, однако, цвет столицы,
И знать, и моды образцы,
Везде встречаемые лицы,
Необходимые глупцы;
Тут были дамы пожилые
В чепцах и в розах, с виду злые;
Тут было несколько девиц,
Не улыбающихся лиц;
Тут был посланник, говоривший
О государственных делах;
Тут был в душистых сединах
Старик, по-старому шутивший:
Отменно тонко и умно,
Что нынче несколько смешно.

Тут был на эпиграммы падкий,
На всё сердитый господин:
На чай хозяйский слишком сладкий,
На плоскость дам, на тон мужчин,
На толки про роман туманный,
На вензель, двум сестрицам данный,
На ложь журналов, на войну,
На снег и на свою жену.

Тут был Проласов, заслуживший
Известность низостью души,
Во всех альбомах притупивший,
St.-Priest, твои карандаши;
В дверях другой диктатор бальный
Стоял картинкою журнальной,
Румян, как вербный херувим,
Затянут, нем и недвижим,
И путешественник залётный,
Перекрахмаленный нахал,
В гостях улыбку возбуждал
Своей осанкою заботной,
И молча обмененный взор
Ему был общий приговор.

XXVII

Но мой Онегин вечер целый
Татьяной занят был одной,
Не этой девочкой несмелой,
Влюбленной, бедной и простой,
Но равнодушною княгиней,
Но неприступною богиней
Роскошной, царственной Невы.
О люди! все похожи вы
На прародительницу Эву:
Что вам дано, то не влечет,
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;
Запретный плод вам подавай:
А без того вам рай не рай.

XXVIII

Как изменилася Татьяна!
Как твердо в роль свою вошла!
Как утеснительного сана
Приемы скоро приняла!
Кто б смел искать девчонки нежной
В сей величавой, в сей небрежной
Законодательнице зал?
И он ей сердце волновал!
Об нем она во мраке ночи,
Пока Морфей не прилетит,
Бывало, девственно грустит,
К луне подъемлет томны очи,
Мечтая с ним когда-нибудь
Свершить смиренный жизни путь!

Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну как дитя влюблен;
В тоске любовных помышлений
И день и ночь проводит он.
Ума не внемля строгим пеням,
К ее крыльцу, стеклянным сеням
Он подъезжает каждый день;
За ней он гонится как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей,
Или платок подымет ей.

XXXII

А он не едет; он заране
Писать ко прадедам готов
О скорой встрече; а Татьяне
И дела нет (их пол таков);
А он упрям, отстать не хочет,
Еще надеется, хлопочет;
Смелей здорового, больной,
Княгине слабою рукой
Он пишет страстное посланье.
Хоть толку мало вообще
Он в письмах видел не вотще;
Но, знать, сердечное страданье
Уже пришло ему невмочь.
Вот вам письмо его точь-в-точь.

Письмо
Онегина к Татьяне

XXXIII

Ответа нет. Он вновь посланье:
Второму, третьему письму
Ответа нет. В одно собранье
Он едет; лишь вошел. ему
Она навстречу. Как сурова!
Его не видят, с ним ни слова;
У! как теперь окружена
Крещенским холодом она!
Как удержать негодованье
Уста упрямые хотят!
Вперил Онегин зоркий взгляд:
Где, где смятенье, состраданье?
Где пятна слез. Их нет, их нет!
На сем лице лишь гнева след.

XXXIV

Стал вновь читать он без разбора.
Прочел он Гиббона, Руссо,
Манзони, Гердера, Шамфора,
Madame de Staël, Биша, Тиссо,
Прочел скептического Беля,
Прочел творенья Фонтенеля,
Прочел из наших кой-кого,
Не отвергая ничего:
И альманахи, и журналы,
Где поученья нам твердят,
Где нынче так меня бранят,
А где такие мадригалы
Себе встречал я иногда:
Е sempre bene, господа.

XXXVI

И что ж? Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желания, печали
Теснились в душу глубоко.
Он меж печатными строками
Читал духовными глазами
Другие строки. В них-то он
Был совершенно углублен.
То были тайные преданья
Сердечной, темной старины,
Ни с чем не связанные сны,
Угрозы, толки, предсказанья,
Иль длинной сказки вздор живой,
Иль письма девы молодой.

XXXVII

XXXVIII

Он так привык теряться в этом,
Что чуть с ума не своротил
Или не сделался поэтом.
Признаться: то-то б одолжил!
А точно: силой магнетизма
Стихов российских механизма
Едва в то время не постиг
Мой бестолковый ученик.
Как походил он на поэта,
Когда в углу сидел один,
И перед ним пылал камин,
И он мурлыкал: Benedetta
Иль Idol mio и ронял
В огонь то туфлю, то журнал.

XXXIX

Дни мчались; в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окны, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда по нем свой быстрый бег

Стремит Онегин? Вы заране
Уж угадали; точно так:
Примчался к ней, к своей Татьяне
Мой неисправленный чудак.
Идет, на мертвеца похожий.
Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше: никого.
Дверь отворил он. Что ж его
С такою силой поражает?
Княгиня перед ним, одна,
Сидит, не убрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.

О, кто б немых ее страданий
В сей быстрый миг не прочитал!
Кто прежней Тани, бедной Тани
Теперь в княгине б не узнал!
В тоске безумных сожалений
К ее ногам упал Евгений;
Она вздрогнула и молчит;
И на Онегина глядит
Без удивления, без гнева.
Его больной, угасший взор,
Молящий вид, немой укор,
Ей внятно все. Простая дева,
С мечтами, сердцем прежних дней,
Теперь опять воскресла в ней.

XLIII

А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, видела я вас,
Да за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей.

XLVII

XLVIII

Она ушла. Стоит Евгений,
Как будто громом поражен.
В какую бурю ощущений
Теперь он сердцем погружен!
Но шпор незапный звон раздался,
И муж Татьянин показался,
И здесь героя моего,
В минуту, злую для него,
Читатель, мы теперь оставим,
Надолго. навсегда. За ним
Довольно мы путем одним
Бродили по свету. Поздравим
Друг друга с берегом. Ура!
Давно б (не правда ли?) пора!

Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья ль от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
За сим расстанемся, прости!

Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал.
Иных уж нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал.
Без них Онегин дорисован.
А та, с которой образован
Татьяны милый идеал.
О много, много рок отъял!
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.

Другие статьи в литературном дневнике:

  • 01.02.2014. Цицерон

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!?

Напомню: эти известные практически всем две строки написал Федор Иванович Тютчев. Начало и тто следует дальше, уверен, немногие помнят – не помнил до недавнего времени и я. Привожу для ясности весь короткий стих:
ЦИЦЕРОН
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
"Я поздно встал - и на дороге
Застигнут ночью Рима был!"
Так. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты

Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый.

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был -
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
<1829>, начало 1830-х годов

Теперь с утверждением Федора Ивановича все ясно. Аргументацию «блаженства» он привел вполне правдоподобную. Есть здесь, правда, один скрытый момент: в русском языке слово «блаженный» имеет еще один смысл. Сошедший с ума, юродивый и т.п. Это неявное противоречие из области языковой диалектики оставим на потом.

А вот что делать с прямо противоположным выражением, ставшим афоризмом, который тоже знают многие: древнекитайским проклятием «чтоб вам жить в эпоху перемен».

Очевидно, они, по сути, противоречат друг другу. И ни одно из них нельзя списать в расход – оба подтверждены нелегкой человеческой историей. Что ж, давайте разбираться…
Начнем с Тютчева. Как поэт он известен многим, сложено много романсов на его слова. Но он еще и один их выдающихся русских мыслителей эпохи Пушкина. Об этом говорят многие его стихи: необычайная глубина философского постижения сущности явлений. Правда, в этом качестве он, насколько мне известно, славянским научным сообществом не признан. О западном вообще молчу.

Вернусь к самому началу: зачем вообще эта статья? Не только для установления истины в философском споре, кто же прав - это может быть важно для науки. Не менее важно, с чисто «психотерапевтическими» целями. (Хотя, судя по откликам читателей на мои . работы, некоторые заявляют, что не уполномочили меня на оказание, как я ее называю, консультативно-информационной помощи лично им. Ну да ладно, не собираюсь быть насильно милым, и сторонников себе не вербую. Кому нужно – предложенную помощь примет. Или же: было бы вам предложено…).

Ведь выжить в сегодняшней Украине очень трудно. И не только из-за бедности или нищеты подавляющего числа простых тружеников и тех, кто уже или еще не может заработать себе на жизнь. Об этом сейчас знают все, разве что кроме горстки разномастных фанатиков, которые окончательно и опустили народ. Очень многие люди, находясь долгое время под запредельным стрессом, поставлены за эти пять лихих лет на грань психического спазма, депрессии, помешательства, самоубийства. Я уже не говорю о разных болячках от постоянного недоедания. Вот им-то справедливо бы помочь – суровым, но лечащим словом.

Человеческая жизнь коротка, это мы знаем. Радостей в ней, как правило, мало, горестей – больше. Так устроен человеческий мир, и с этим спорить бесполезно. Можно задавать вопросы «за что» - только умнее оставить их детям. А взрослым пристало спрашивать «почему». И пытаться разобраться, по каким законам природы. И, возможно, увидеть хоть предложенную каплю позитива и в тяготах наших дней …

Действительно, сегодняшний мир, уже весь, вошел в эпоху перемен – больших перемен. Не только меняющих его видимое всем лицо. Начала меняться сама его сущность – а это нечасто бывает. И оттого насколько успешно люди сумеют воспользоваться этими переменами, зависит его судьба. Это если без апокалиптических предсказаний, которых с седой древности было предостаточно. Так что поэзия и искусствоведение здесь не причем – разговор, как обычно сквозит в моих работах, о проблеме глобального выживания. Ответственные руководители многих государств сегодня справедливо заявляют, что это общий шанс на улучшение жизни на планете, импульс к развитию национальных государств, да и для всех активных людей, стимулирующих развитие общества. Спорить с этим не будем – справедливо. Только подчеркнем главное: в чьих интересах будет на деле проводиться это развитие. Если в интересах большинства человечества, тогда есть шансы. Если же ситуацией сумеют, как обычно бывало, воспользоваться те силы, которые из-за кулис управляют миром, тогда дело кончится плохо. Для всех, и для них тоже – только пяти миллиардам от того будет не легче.

Но мы-то здесь ведем речь только о том, как воспринимать то, что мы все попали в эту эпоху. Как блаженство, т.е., счастье – как минимум, удачу. Или как горести, несчастье.
Конечно, подавляющее большинство людей воспринимают это как несчастье – и они правы. Ничего, кроме сложностей и горя, им это не приносит. Так что китайцы были правы! Тем более, любая мудрость, даже древняя, относится, как правило, ко всему человеческому роду.

Исключение составляет только малая часть этого самого рода. Это активные люди – с высокодинамичной психикой, способные воспользоваться большими переменами как импульсом, открывшейся возможностью для реализации своих идей и жизненных планов. В любом обществе их, по различным оценкам, порядка 10%. Примерно столько же вообще не могут приспособиться к этим радикальным переменам – и, в самом общем смысле, переходят в широкую категорию маргиналов. Людей, вытесненных процессом перемен на периферию общества. Или вообще за его пределы. Остальные примерно 80% с большим или меньшим успехом приспосабливаются. Огромное значение при этом имеет возраст – по понятным причинам, молодости легче воспринимать перемены и приспосабливаться к ним. Более пластичная психика. Вот и весь расклад. В этом смысле Тютчев, по умолчанию, и отнес именно активных к сонму «вседержителей» т.е., участвующих в определении судеб мира. И как раз здесь скрытая диалектика русских слов. От такого «блаженства» с непривычки можно и разума лишиться. Стать чем-то вроде юродивого.
Вот какой широкий спектр приспособительных реакций – и все это обусловлено обьективными законами человеческой природы. Без разделения по социальному статусу, уровню образования, профессии.

Есть несколько категорий таких «блаженных». Среди них особенно много людей из бизнеса, искусства, политики. Понятно, что большие и резкие перемены открывают перед ними исключительные возможности. И многим из них удается их реализовать. Примеры каждый может найти в изобилии в современной истории – тем более на наших славянских землях, за последние четверть века. Это тянет даже на статистику больших чисел, то есть достоверность.

Особую группу составляют люди науки. Для них тоже действует это исключение. Конечно, не для всех. Преимущественно, для работающих в ее новых, пограничных и стыковых отраслях. И особенно для занятых проблемами человеческой природы и общества. Такие времена для многих из них – подарок судьбы.

Действительно, это возможность приблизиться к пониманию сущности вещей, как говорил еще Шекспир. Ведь скрытая в спокойной обстановке, она раскрывается именно в такие периоды времени. Ведь тут дело не только в таланте, страсти и трудолюбии ученого – «неустанном думании», как сформулировал это Павлов. Важны еще благоприятные моменты – именно время больших перемен. Своеобразное «окно глубинного познания».

С их позиций, попасть в такую эпоху, конечно, редкая и большая удача. Можно даже с большой натяжкой сказать, счастье. Только тяжелое. Помните, как в песне: «…Это радость со слезами на глазах…». Что-то вроде этого.
Плата за такую «удачу», таким образом, высока. Но «Париж стоит мессы», как повторяют с давних времен. Об этом Тютчев, как человек глубокого философского ума, несомненно, знал, но умолчал. Убежден, не по вредности или хитрости – так уж вышло. Чтоб ненароком не испугать без нужды особо чувствительных.

Я убежденный материалист и, понятное дело, не могу чувствовать себя попавшим «к небожителям на пир». Но исключительность этого периода, в том числе и в своей жизни, чувствую давно - занимаясь проблемой глобального выживания. Особенно начиная с 2008 г., когда закономерно грянул финансово-экономический кризис. Наступил, наконец, момент истины для всей цивилизации. У которой спрятать, как бывало раньше, голову в песок уже не получится. История не позволит – а она дама очень своевольная (а если сухим языком науки, обьективная). Идти поперек слишком дорого себе выйдет.

Вот и вся суть предлагаемого разрешения этого противоречия между российской и древнекитайской мудростью. Оно явно диалектическое – и существует согласно одному из трех законов диалектики: о единстве и борьбе противоположностей. Причем это справедливо для природы любых вещей и явлений в природе. Мы это как раз сейчас и наблюдаем не только в нашей личной жизни, а и на всей планете. В обостренном виде.

И снова о своем: ну а если говорить о нас, можно только с ужасом вспоминать о пяти пропащих годах жизни целой страны. Это, несомненно, только для не ведающих что творят, могло пахнуть блаженством. Но теперь, когда в Украине новый Президент, появились шансы на выживание. И появился смысл стараться, кто как может.

Сергей Каменский, 20 февраля 2010.
Одесса, Украина, планета Земля «под лучами звезды по имени Солнце»…

Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые

«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. » – так говорил Цицерон. Говорил не своими, ораторскими, а устами поэта из неблизкого будущего ни по какому не близкой страны.
«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. » – так, под персоной римского оратора, ответствовал вечности – оратор новых времен – поэт, наследник венецианских дожей и сын страны, названной, по недоразумению, «Третьим Римом».

У Цицерона, славного всадника из Лацио, по патрицианской вере его во «всеблагих», могла быть своё блаженство: за служение Senato populusque Romanorum полагалось beatitudо – почёт и слава у сената и народа Рима. Однако Цицерон стал стоиком – и получил по своей вере: не блаженство от богов, а высокое безразличие от сердца – безразличие и к блаженству, и к минутам роковым; они-то и настали в то столетие, в последний век древней эры, когда неизвестный Стрелочник пустил Рим по маршруту Империи. Сорвался, так сказать, союз меча и оратора, последнему отрубили голову – а народ, как говорится, выбрал Октавиана Августа. Что делать? при империи возникают иные масштабы, иные центры тяжести. по-иному трактует Империя крупный кадр индивида или общий кадр общественности, всю вертикаль власти, пересекающую управленческие горизонты.

Надо сказать, что западное сознание так и не свернуло с этой ветки! Это – картина, достойная пера самого Гоголя: она смешна и страшна! – вот уже третье тысячелетие, как короли и папы, феодалы и пираты, простестанты и просветители всех мастей, даже философствующие писатели и режиссёры – решительно все ведут себя как императоры – иначе говоря, индивиды, вооруженные стоическим безразличием к окружающему и, как водится, императивом внутри себя.
Скажем, когда читаешь о противоборстве между гуманистами и протестантами – от переписки до перестрелки – становится просто смешно: до какой степени они одинаковые (при всей приполярности позиций). Позиции эти суть positions в одном проекте. А имя проекту – «Западная Римская империя»!
. По крайней мере, ТАК вело себя западное общество – общество моралистов и пиратов – до поражения в последней великой Войне. То есть, до того момента, когда общеевропейское знамя Третьего рейха перхватил империализм Нового Света – под именем «Новый мировой порядок» – новые мировые порядки – и создал «Общеевропейский Дом-2» для проведения этих порядков в Старом Свете.

Так или иначе, Императорский Рим не ушел в прошлое, а растворился в будущем. НАШЕ настоящее, по крайней мере, находится еще в пределах ТОГО самого будущего, увиденного авгурами с улыбками от Карнеги. Ну а сам, так сказать, «раствор» Римской империи по-прежнему мутит сознание как нео-язычников от ЕС, так и неоконов от США – причём, сейчас его токсичность выше, чем во времена Возрождения и\ли Реформации и\ли Просвещения и\ли Глобализации. А по факту, возрождения антихристианского язычества!
. помню, на заре туманной юности, «когда я был мал и глуп», мы беседовали с моим старшим товарищем о направлениях западной мысли после смерти Фомы Аквинского. Вдруг он решительно произнес: «Не увлекайся всеми этими «измами»! направление тут одно – хула на Бога!»

. Судьба Федора Ивановича Тютчева может показаться «менее роковой», чем труды и дни воспетого им Цицерона. Поэт и дипломат мирно скончался в Царском Селе, в почти мирное царствование Царя-освободителя. Но. с той июльской ночи минуло совсем немного – «меньше полувека, сорок с лишним» – и Российская Империя наткнулась на айсберг. Подумать только: 45 лет – та же дистанция, как между смертью великого Сталина и коллапсом созданной им антиимперии – Советского Союза. «Антиимперия» как раз означае империю построенную НЕ по принципам Imperiae Romanae – от Королевства Карла Великого до Объединенных Колоний Северной Америки.

А теперь, с этой высоты, бросим прощальный взгляд на тютчевские слова.
Что же это значит: РОКОВЫЕ?
В слове «рок» тот же корень, что и в слове «пророк»: именно пророк способен разгадать «знак межевой иль уреченный срок» – подобно охотнику, который в чешуящемся шорохе влажного полога может заметить близящийся рок, в облике броска и укуса!

А почему «. как собеседника на пир»?
Думаю, слово «собеседник» следует понимать как «участника собеседования». Смысл таков: наш Творец и Промыслитель пригласил всех нас на работу в Своем Винограднике. А «минуты роковые», это и есть собеседование. Иначе, проверка на прочность. В поэзии - РОК, а в жизни - ОТК.


В тот год и день, когда я появился на свет, великий Гайдай снимал сцену «Живьём брать самозванцев» (или «демоны были, но они самоликвидировались»). Когда мне исполнилось 18, выяснилось, что самозванцы сами взяли власть, а демоны не то, что не. в общем, они ликвидировали строй и страну.
Однако тогда. Тогда эта была самая безмятежная эпоха в истории Советского Союза (если не человечества – не побоюсь этого слова!): позже, либеральё со злобным презрением и незрелой завистью назвало ее "Застоем". Ну, а если по уму, то. после так называемой Золотой пятилетки (1966-1970), страна вступила в (так не называемую) Серебряную пятилетку.

. хотя, с другой стороны, все мы жили как наложницы в гареме: если султан тебя и не осчастливит – да и вообще, так никогда и не заглянет в твой покой – кусок хлеба, мягкий тюфяк и задушевный разговор с евнухом тебе обеспечены.
. а потом, султана убили, гарем разогнали! – и вот, бредут они, постаревшие невольницы, куда глаза глядят. А враги – то есть, убийцы султана – призывают их заняться частным предпринимательством.

© Copyright: Локсий Ганглери, 2019
Свидетельство о публикации №219062100104

Именно этот последний абзац и есть сут всего написанного выше.
Оставьте указанный абзац отдельным произведением, что бы оно как светоч - осталось в истории и не потерялось общей в рутине.
Скопировал абзац и думаю не напрасно. Спасибо. И ССылочку на вашу страничку не забыл, не беспокойтесь.

Спасибо, дорогой Николай! - всегда жду Вас у камелька, на своей страничке.

с симпатией и уважением,

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые

Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые..

Минутный ролик в начале апреля: стрелой распространение короновируса шло по прямой линии из точки "Ухань" - на запад. На какой параллели находится Ухань? - На 40-й.
Это явление заметила не только я.

Алексей Леонков: "По странному совпадению, больше всего от коронавируса пострадали страны и регионы, которые находятся на одной широте - 40 градусов. Это Ухань в Китае, Франция, Италия, Иран, Южная Корея, Япония, Сиэтл, Вашингтон и Нью-Йорк - в США."

А вот объяснения этому явлению могут быть разные.

Я слушала лекции Л.Н.Гумилева в начале 90-х гг. - теорию пассионарности и этногенеза. Мы задавали вопросы в перерыве, он отвечал четко и глубоко. Лев Николаевич - это глыба, личность, мудрость, надмирность.
В одной из его книг было описание исторических перемен, похожее на то, что было показано в видеоролике: "как будто кнутом щелкнули" (цитирую по памяти Льва Николаевича), остался след, начались сущностные перемены сначала в этих странах. Этот образ удивил меня, остался в памяти, всплыл сейчас: я стала искать города, расположенные на одной параллели с Уханем.

Если посмотреть на события с точки зрения Теории пассионарности и этногенеза Льва Николаевича Гумилёва, можно предположить глобальные перемены в ближайшем историческом процессе.

Осознание сущности человека, своего места в мире, коллективное стояние как опыт обуздания своих эмоцией, совместная резонансная работа по преображению - шаг к единству, новому пути, Возрождению человечества.

Цицерон

Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый.

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был -
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

Анализ стихотворения Тютчева «Цицерон»

Федору Тютчеву довелось жить в эпоху глобальных мировых изменений, когда общественное сознание перешло на новую ступень развития, породив иные формы взаимоотношений между людьми. Будучи дипломатом, Тютчев мог лично наблюдать, как меняются основы государственности в европейских странах, и процесс этот сопровождается общественными волнениями. В 1830 году поэт под впечатлением от Французской революции написал стихотворение «Цицерон», в котором попытался провести параллель между некоторыми событиям. Известно, что Тютчев увлекался историей, и среди книг его библиотеки было собрание сочинений Цицерона. В книгу вошли письма римского императора, в которых он также пытался найти ответ на вопрос, почему весь мир катится в пропасть, и как удержать его от этого падения. Именно Цицерону принадлежит крылатая фраза «О времена! О нравы!», которая лучше всех других высказываний характеризует то смятение, которое царит в душе римского сенатора.

Принято считать, что Цицерон был последним правителем Рима, при котором этот город действительно процветал. После его изгнания и убийства город погряз в интригах и гражданских войнах. Поэтому в своем стихотворении Тютчев отмечает, что «прощаясь с римской славой», этот правитель «во всем величье видел» падение города и демократии, «закат звезды ее кровавый».

Если читать это произведение между строк, то становится очевидным, что Тютчев проводит параллель между падением римской империи и Французской революцией. Для поэта оба эти события имеют общую подоплеку, так как символизируют собой разрушение, подрыв основ государственности и моральное разложение общества. Тютчев не берет на себя ответственность анализировать причины, которые привели к подобному развитию событий, хотя намекает, что и в первом, и во втором случае виной всему являлись закулисные интриги и банальная борьба за власть. Однако не это занимает поэта, а тот факт, что он является очевидцем смены общественных формаций. Ведь революции происходят далеко не каждый день, и в достаточно стабильном современном мире очень сложно заставить людей не только переосмыслить свою жизнь, но и попытаться ее изменить с оружием в руках. Поэтому поэт отмечает, что «счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые», подразумевая, что лично для него стать свидетелем исторических события является великой честью. Несмотря на хаос, который в этот момент царит во Франции, Тютчев приветствует изменения в обществе, так как считает, что они являются двигателем прогресса и дают новый толчок для развития любого государства.

При этом поэт не считает нужным оценивать подобные перемены с политической точки зрения. В этом отношении он ведет себя как истинный дипломат, который предпочитает держать крамольные мысли при себе. Ведь не секрет, что Французская революция в высших кругах российского общества была воспринята с осуждением. Более того, царское правительство предприняло ряд мер, чтобы «европейская зараза» не распространилась и на территории Российской империи. Поэтому неудивительно, что Тютчев рассматривает это историческое событие через призму веков, пытаясь донести до читателей мысль, что любые изменения в обществе, даже если они сопровождаются кровавой бойней, являются не просто поворотным моментом в истории, но и способствуют развитию государства. Даже если оно рискует прекратить свое существование, как это, в конце концов, случилось с Римской империей. Но подобных ход событий поэт считает более естественным и продуктивным, чем моральное загнивание и разложение общества, погрязшего в грехах и пороках.

© Copyright: Анатолий Иванов 4, 2014.

Цицерон
Стихотворение Федора Тютчева

На этой странице читайти стихи «Цицерон» русского поэта Федора Тютчева, написанные в 1829 году.

Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: "Я поздно встал - и на дороге Застигнут ночью Рима был!" Так. Но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавый. Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был - И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил!

Русские поэты. Антология русской поэзии в 6-ти т. Москва: Детская литература, 1996.

Блажен кто посетил.

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.

Стихотворение "Цицерон"
Русский поэт Феодор Тютчев.

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Кто перед злом не клонит выи,
И кто со злом всегда на Вы.
Пусть нам не избежать молвы,
И пусть молва нас всех ославит,
Но путь святой тот не оставит,
Кто всем нести свой крест помог,
И тот, - кто помнит ежечасно,
Что его жертва не напрасна,
Что правды нет в его молчаньи,
Что свет и радость изначальны,
И даже, что его молчаньем -

Бывает предан Вышний Бог !

Элнаэль Котин 16.11.2018 22:12

76 - ;;; - эвед (раб). + Имя (Ангела) Эйлаэль.
90 - ;;; - мелех (царь). ;;; - майим (вода). ;;; - (кис - карман). ;; - (саль - корзина)
907 - ;;;;; - рашут (руководство). ;;;;; - (шаарот - кровное родство)

№ 390 - ;;;; - сафран (библиотекарь). ;;; - кицур (короткий). ;;;;; - (мешумад - выкрест).

© Copyright: Элнаэль Котин, 2018
Свидетельство о публикации №118111609076

Спасибо Вам, Аг-Рэссия Сна.

На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

Блажен, кто посетил сей мир. Тютчев на жаргоне

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.

Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
…..

Блажен, кто отмотал свой срок
В дни беспредела на кичмане!
Его призвали каторжане
В уютный воровской куток.

Они пригрели фраерюгу,
Он был допущен в их сходняк –
И босяки ему по кругу
Передавали чифирбак!

Комментарии
БЕСПРЕДЕЛ - крайняя несправедливость, нарушение всех прав. Надо отметить, что слово фактически вошло в русский литературный язык, используется в официальных документах.

КИЧМАН - здесь: тюрьма. А в самой тюрьме так величают карцер.

КАТОРЖАНИН – определение бывалых зэков, уважаемых людей. Обычные же зэки - арестанты, или пассажиры.

ВОРОВСКОЙ КУТОК - он же воровской угол: козырное место в камере или бараке, дальний угол у окна. Надзирателю в глазок его не увидеть. И дышать у окна легче, и вообще светлее. В воровском кутке располагаются босяки, бродяги, то есть отрицаловка, «идейные» преступники.

ФРАЕРЮГА - в данном контексте имеется виду масть в местах лишения свободы. Это в ГУЛАГе фраером, фраерюгой называли простачка, лопуха. Сейчас фраер -рядовой уголовник, основная масса босяков, которые не выслужились до верхов. Да и не дослужатся, не зря поговорка гласит: «Фраер никогда не будет вором». Потому что с пятнышками в биографии: в армии служил, или в комсомоле был, или еще что. Однако «козырный фраер» - очень авторитетный уголовник, вторая «масть» после вора.

СХОДНЯК - он же сходка: собрание уголовников. Воровской сходняк - собрание, где могут присутствовать только воры.

ЧИФИРБАК - кружка, консервная банка, кастрюлька, в ней заваривают чифир (крепкий прокипяченный чай) и пьют, делая глоток и передавая по кругу соседу.

Цицерон

Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый.
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
<1829>; начало 1830-х годов

© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Читайте также: